если мне хочется - сбудется!
Конечно, помнятся ярче те события, которые происходили (я это точно помню) в 1944 году, летом.
По-прежнему нас никуда не пускали, мы играли во дворах своих домов, или на улице возле дома. Была, в основном, одна игра – в «классы», ведь игрушек не было, но черепков на пожарищах было много. Даже брат приносил какую-нибудь черепушку от битой посуды, ими-то мы и хвастались друг перед другом, и вели обмен, и дарили. Но очень любили бросать красивый осколок бывшей тарелки или чашки. Их много находили на пожарищах сгоревшего дома, в котором когда-то жил ставленник самого гаутмейстера Кубе. Ох и лютовал же он, сам принимал участие в карательных экспедициях немцев, сам же и расстреливал. Он был родом из деревни Бобовня, что в 14 км от Копыля. Конечно, он знал многих крестьян из близлежащих деревень. Партизаны решили убрать его. В одну из темных то ли осенних, то ли зимних ночей партизаны взорвали дом, мина была подложена как раз на то место, где предположительно стояла кровать его. Страшный взрыв потряс улицу, задрожали дома, посыпались даже стекла из окон. Затем огромное пламя осветило улицу Советскую, параллельную улице Карла Маркса. Все соседи выскочили на улицу и тут донеслась весть, что взорвали дом копыльского ставленника Кубе. Не знаю, помогла ли эта смерть людям, но зло было наказано.
Ярче всего встают в памяти картины весны-лета 1944г. Шли победоносные бои Советской Армии. Всюду потихоньку обсуждали события на фронте. Впервые из уст мамы было произнесено: «Дети, скоро война кончится». Очень хорошо помню весенне-летний день, скорее всего июньский, потому что в огороде уже была большая картофельная ботва. Мы каждый день смотрели на неё, ждали её цветения.
Давно был пуст погреб, бочки, в которых солили огурцы и капусту, стояли под крышей сарая, наполненные водой, чтобы не рассохлись донья. Каждое лето держали бочки, наполненные водой, готовилась тара к новому урожаю. Вдруг с самого утра в центре города началась какая-то перестрелка, Игорь принес весть: будут взрывать Гетто. Мама засуетилась, закричала: «В землянку – марш!». Но так не хотелось лезть под землю, я вбежала в огород и кинулась в «разору», т.е. в междурядье картофеля. Началось светопреставление: страшные взрывы трясли землю, деревья, все вокруг дрожало и грохотало. И – о Боже! Рядом со мной в одной борозде что-то шлепнулось. «Ну, все, конец» -- подумала я и плотнее прижалась к земле, закрыв глаза, чтобы не видеть ничего. Прошло несколько минут, стали затихать взрывы и перед собой я увидела чью-то оторванную руку. Не думая о «конспирации», со страшным ревом, криком и визгом одновременно я побежала через картофель, грядки во двор. Я не могла даже толком рассказать, что случилось. Мама никак не могла понять, почему я не говорю, а только мычу и показываю на огород. Она пошла искать борозду, мое укрытие, вернувшись с огорода, она обняла меня, прижала к себе и стала успокаивать, словно маленькую. Затем пошла снова, уже с лопатой в руке, и закопала чьи-то останки, прилетевшие из взорванного Гетто. Разве эти страшные события войны в состоянии пережить маленькое сердце человечка? Такие страхи испытывают дети и сейчас, в новом веке. Там, где идет война и гибнут люди.
Это событие явилось прелюдией к тому, что пришлось пережить после.
Будучи женой врага народа, мама не имела работы, она только перебивалась частными уроками или заменой учителей в школах. Ещё до войны она работала в деревне Песочное, статная, красивая учительница, бесконечно добрая к людям, нравилась ученикам, особенно старшим юношам, постигавшим грамоту. Её помнили и любили, и очень часто навещали, вплоть до смерти.
Так, в один из дней лета, она погнала пасти корову, пасла при дороге, которая вела на Слуцк-Бобруйск. Внезапно из леса выехал всадник, он подъехал к маме и сказал:
- Вера Нестеровна, вы не узнаете меня?
Конечно, мама сразу не призналась, неясно было, с какими намерениями подъехал всадник.
- Я тот-то и тот-то, еду в отряд. Где ваши дети?
- В Копыле, с бабушкой.
- Немедленно уведите их, здесь не сегодня-завтра начнутся страшные бои. Немцы отступают, они встретятся с отрядами Советской Армии и партизан, - сказал всадник и скрылся в лесу.
Мама забрала коровку и пошла домой. Все вроде бы было тихо, но на всякий случай она собрала котомку со снедью, забрала нас и пошла в пригород, отвести беду от детей решила она и привела на окраину Копыля, её исстари называли Ворошилово. Мама определила нас у одной из женщин, а сама решила вернуться в Копыль.
«Начнутся бои, а там одна мама (бабушка)» - думала она, и только сделала первый шаг, как к ней кинулись Зоя и Игорь с просьбой взять их с собой. Все трое стали уговаривать меня остаться на ночевку, показали, куда бежать и в какой канавке скрываться, если вдруг начнутся бои, и ушли. Мама их привела домой, а сама все же вернулась ко мне: маленькая я, нельзя без мамы (Игорь уже парень большой, он с 29 года), да и Зое исполнилось 10 лет, справятся без мамы.
А на рассвете, ещё только появилась заря на небе, мама увидела окровавленного Игоря. читать дальше
По-прежнему нас никуда не пускали, мы играли во дворах своих домов, или на улице возле дома. Была, в основном, одна игра – в «классы», ведь игрушек не было, но черепков на пожарищах было много. Даже брат приносил какую-нибудь черепушку от битой посуды, ими-то мы и хвастались друг перед другом, и вели обмен, и дарили. Но очень любили бросать красивый осколок бывшей тарелки или чашки. Их много находили на пожарищах сгоревшего дома, в котором когда-то жил ставленник самого гаутмейстера Кубе. Ох и лютовал же он, сам принимал участие в карательных экспедициях немцев, сам же и расстреливал. Он был родом из деревни Бобовня, что в 14 км от Копыля. Конечно, он знал многих крестьян из близлежащих деревень. Партизаны решили убрать его. В одну из темных то ли осенних, то ли зимних ночей партизаны взорвали дом, мина была подложена как раз на то место, где предположительно стояла кровать его. Страшный взрыв потряс улицу, задрожали дома, посыпались даже стекла из окон. Затем огромное пламя осветило улицу Советскую, параллельную улице Карла Маркса. Все соседи выскочили на улицу и тут донеслась весть, что взорвали дом копыльского ставленника Кубе. Не знаю, помогла ли эта смерть людям, но зло было наказано.
Ярче всего встают в памяти картины весны-лета 1944г. Шли победоносные бои Советской Армии. Всюду потихоньку обсуждали события на фронте. Впервые из уст мамы было произнесено: «Дети, скоро война кончится». Очень хорошо помню весенне-летний день, скорее всего июньский, потому что в огороде уже была большая картофельная ботва. Мы каждый день смотрели на неё, ждали её цветения.
Давно был пуст погреб, бочки, в которых солили огурцы и капусту, стояли под крышей сарая, наполненные водой, чтобы не рассохлись донья. Каждое лето держали бочки, наполненные водой, готовилась тара к новому урожаю. Вдруг с самого утра в центре города началась какая-то перестрелка, Игорь принес весть: будут взрывать Гетто. Мама засуетилась, закричала: «В землянку – марш!». Но так не хотелось лезть под землю, я вбежала в огород и кинулась в «разору», т.е. в междурядье картофеля. Началось светопреставление: страшные взрывы трясли землю, деревья, все вокруг дрожало и грохотало. И – о Боже! Рядом со мной в одной борозде что-то шлепнулось. «Ну, все, конец» -- подумала я и плотнее прижалась к земле, закрыв глаза, чтобы не видеть ничего. Прошло несколько минут, стали затихать взрывы и перед собой я увидела чью-то оторванную руку. Не думая о «конспирации», со страшным ревом, криком и визгом одновременно я побежала через картофель, грядки во двор. Я не могла даже толком рассказать, что случилось. Мама никак не могла понять, почему я не говорю, а только мычу и показываю на огород. Она пошла искать борозду, мое укрытие, вернувшись с огорода, она обняла меня, прижала к себе и стала успокаивать, словно маленькую. Затем пошла снова, уже с лопатой в руке, и закопала чьи-то останки, прилетевшие из взорванного Гетто. Разве эти страшные события войны в состоянии пережить маленькое сердце человечка? Такие страхи испытывают дети и сейчас, в новом веке. Там, где идет война и гибнут люди.
Это событие явилось прелюдией к тому, что пришлось пережить после.
Будучи женой врага народа, мама не имела работы, она только перебивалась частными уроками или заменой учителей в школах. Ещё до войны она работала в деревне Песочное, статная, красивая учительница, бесконечно добрая к людям, нравилась ученикам, особенно старшим юношам, постигавшим грамоту. Её помнили и любили, и очень часто навещали, вплоть до смерти.
Так, в один из дней лета, она погнала пасти корову, пасла при дороге, которая вела на Слуцк-Бобруйск. Внезапно из леса выехал всадник, он подъехал к маме и сказал:
- Вера Нестеровна, вы не узнаете меня?
Конечно, мама сразу не призналась, неясно было, с какими намерениями подъехал всадник.
- Я тот-то и тот-то, еду в отряд. Где ваши дети?
- В Копыле, с бабушкой.
- Немедленно уведите их, здесь не сегодня-завтра начнутся страшные бои. Немцы отступают, они встретятся с отрядами Советской Армии и партизан, - сказал всадник и скрылся в лесу.
Мама забрала коровку и пошла домой. Все вроде бы было тихо, но на всякий случай она собрала котомку со снедью, забрала нас и пошла в пригород, отвести беду от детей решила она и привела на окраину Копыля, её исстари называли Ворошилово. Мама определила нас у одной из женщин, а сама решила вернуться в Копыль.
«Начнутся бои, а там одна мама (бабушка)» - думала она, и только сделала первый шаг, как к ней кинулись Зоя и Игорь с просьбой взять их с собой. Все трое стали уговаривать меня остаться на ночевку, показали, куда бежать и в какой канавке скрываться, если вдруг начнутся бои, и ушли. Мама их привела домой, а сама все же вернулась ко мне: маленькая я, нельзя без мамы (Игорь уже парень большой, он с 29 года), да и Зое исполнилось 10 лет, справятся без мамы.
А на рассвете, ещё только появилась заря на небе, мама увидела окровавленного Игоря. читать дальше