Приближалась весна 1945 года.
Она была наполнена необыкновенными событиями, ежедневными, радостными. Главное из них – День Победы. Я помню не по рассказам и не по описанию книг. Сердце мое, сознание мое, душа моя помнит, мне кажется, каждую минуту этого Великого Праздника.

В эту весну все чаще и чаще звучало: скоро кончится война. С необычным интересом взрослые и дети следили за сообщениями информбюро по радио. В доме висела огромная черная из плотной бумаги тарелка, она связывала всех с событиями на фронтах. Ждали не только конца войны, ждали весточек от тех, о ком уже несколько лет ничего не было слышно.

Бабушка ждала весточки от сына, дяди моего Саши. Ещё в 1928 году вместе с двоюродным братом Васей Демидовичем они были арестованы, забраны прямо с лекций; оба учились в радиотехническом. Жили на квартирах в одном доме в Минске, получив некоторые знания в области радиотехники, они смастерили «мыльницы», протянули проволоку друг другу из окон, чтобы быть в курсе дел, да и хотели скорее знания проверить практикой. За что и поплатились. Этакие «Враги народа», коим было по 15 лет. А уже 1945. О ребятах никому ничего не было известно.

Мама же и мы, её дети, ждали с нетерпением весточки об отце, тоже где-то пропадавшего в застенке каторги. Каждый успешный фронтовой день приближал не только к окончанию войны, для меня он был днем встречи с папой. Я же его вообще никогда не видела и ничего о нем не знала. Мама не рассказывала, ей хватало одного – «семья врага народа». Разве можно было рассказывать что-то о враге, напоминать лишний раз о горе своем. Ведь ей же шел только 32-й год, когда она осталась с таким клеймом, беременная, с двумя детьми и больной матерью.
А клеймо это лежало на нас, как на прокаженных, вплоть до смерти Сталина.

И вот в одну из майских ночей, когда вся семья крепко спала, требовательно постучали в окно, это сосед Яроша Лазаревич стучал, будил нас. Он услышал по радио, что кончилась война. Мигом проснулись все, мама всех нас разбудила, чтобы сообщить радость.

Голые, в одном нижнем белье мы повыскакивали на улицу, а там уже было море народа. Все проснулись, начали обниматься, целоваться, дети пищали, танцевали и кричали: «Ура, победа! Нет войны! Теперь нигде нет войны!». Народ продолжал веселиться, а нам мама позвала домой, холодновато было голяком на улице. Очень хорошо помню, что мы уже дома, лежа в кроватях, ещё раз услышали голос диктора, а затем начался концерт для воинов-победителей. Хор запел «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат, пусть солдаты немножко поспят». И тут раздался стон и громкий с всхлипываниями плач. Это плакала мама, плакала навзрыд, как может плакать напрасно обиженный ребенок. Мы все трое подбежали к маме, обняли, стали целовать, спрашивать, почему она плачет, ведь войне конец, ведь впереди мирное время. Мама не объясняла ничего, её плач превратился в стон. Бабушка её обняла и сказала: «Дочушка, дарагая, успакойся. Мы ж жывая и дзетки, слава Богу, здаровенькiя. Нияк же будзем жыць».
Потихоньку мама начала успокаиваться, я плотно прижалась к её руке и уснула.

А с утра в центр города со всех уголков Копыля и, наверно, даже с близлежащих деревень шли люди, шли, весело разговаривая, радостные. Я тоже побежала в центр города. Там уже была огромная толпа народа, все пришли к зданию райкома партии, чтобы ещё раз услышать об окончании войны и о том, как же будем жить дальше. Кто-то из райкомовских в рупор объявил, что митинг начнется в 10 утра, здесь, на площади. Я побежала домой, а к 10 утра даже мама пошла со мной.

Что и о чем говорили на митинге, я не прислушивалась, мне достаточно было главного – мир, и скоро приедет папа. Вот таким запомнился мне Первый день Победы, и я горда, что это событие в моей памяти, а этот Великий Праздник по сей день считаю главным праздником моей страны, моей земли, моей семьи. Все, что связано с этим историческим событием, трогает до самых глубин души, заставляя учащенно биться сердце, и тогда невольно катятся слезы.