6. Северная Осень
6. Северная Осень
Север и осень созданы друг для друга едва ли не больше, чем Север и зима. Осень на Севере приходит в августе, не только щедро меняя декорации природы, но и делая воздух удивительно прозрачным, дрожащим, звенящим, кристальным.
Не верьте, пожалуйста, когда вам говорят, что природа на Севере скудна и однообразна. Как улыбка, искренне подаренная в тяжелое время, теплее и целительнее вереницы улыбок обычной жизни, так и осень на Севере красочнее, сочнее и сказочнее, чем где-либо.
Цвета становятся ярче, а бархатная зелень сосен обрамляет багряные и золотые деревья. Каждый учебный год начинается с воспевания божественной красоты за окном в школьном сочинении, когда ты смотришь в окно на солнце, ласкающее сопки, а в голове звенит от эпитетов и восторга, который так сложно выразить на бумаге.
Осень на Севере – это грибы, аромат грибов, смешивающийся с запахами мха, ягеля, прелого ковра из хвои и листьев, коры деревьев, пропитанных дождем.
Это брусника, которая становится сочной и сладкой только после морозов, терпко и вязко обволакивая тебя вкусом Севера до этого. Брусника, чьи идеально-зеленые, маленькие, плотные листочки ложатся на подушечку мизинца, словно природа специально задумала их именно такой формы. Брусника, чьи листочки придают тот неповторимый аромат чаю, заваренному в котелке на берегу одного из озер, связывающих нас с Норвегией.
Это морошка, любимая-ягода-Пушкина, ягода-которую-не-найти-на-юге, ягода-вкус-которой-нельзя-рассказать. Моя любимая ягода, за джем из которой я готова боготворить ИКЕА, а варенье из которой продают по 300 рублей за сто грамм – экзотика! Нежная, ароматная, с твердыми маленькими косточками, светящаяся на солнце словно изнутри. Морошка – болотная ягода Севера, волшебное чудо Севера.
Осенью в ванне плещется рыба, комнаты устланы брусничным ковром, а кухня увешена грибными гирляндами, словно скоро наступает иной, совершенно удивительный Новый Год. Осенью пальцы красные от ягод, а легкие заполнены тем самым прозрачным и кристальным озерным воздухом.
Осень – это подвешенная морось дождя, сменяющаяся полотнами острых струй. Это северо-западный ветер, приносящий скандинавское настроение и румянец на щеки. Это шашлыки на берегу озера, с криком чаек и ледяной водой, принимающей в себя всю небесную глубину, всю тяжесть северных туч.
Это волшебная, яркая сказка сумасшедших вкусов и запахов, горячих чаев, пестрых букетов и острой, болезненной свежести. Это ветер, дожди и ртуть бесконечных озер. Это так похоже на любую другую осень, если рассказывать. И это совершенно неповторимое волшебство Северной осени, если однажды пережить. Единственной, холодной и от этого бесконечно теплой и щедрой.
7. Луч солнца золотого
7. Луч солнца золотого
Утро выходного осеннего дня на Севере, когда солнце уже настолько близко к земле, что словно светит изнутри, наполняя всё вокруг волшебством живого сияния. Утро выходного осеннего дня на Севере, когда воздух тонко дрожит, такой чистый и прозрачный. Утро выходного осеннего дня, когда ты открываешь глаза и думаешь: "На природу!"
Тогда это ещё не называлось "на пикник". Это могло быть "на шашлыки", "на природу", "на озеро" -- да и какой пикник, когда здесь завернуто невероятное число шампуров, там -- кастрюли с мясом, а в этих пакетах -- покрывала, овощи, хлеб, топорики. И охотничий нож у папы -- большой, в кожаном футляре, с изогнутым лезвием.
Ходили "на шашлыки", как правило, большой компанией -- тремя семьями дружили, тремя семьями и ходили. За полчаса-час переходили через сопку (она называлась Собачкой, но как по мне, так больше она походила на крокодила), спускались к озеру и выбирали место для костра. Большими, округлыми камнями выкладывался контур кострища, на поваленные, голые (какими они бывают только на Севере) стволы деревьев стелились покрывала и сооружался импровизированный стол. Вода в озере ледяная, камушки гладкие и осенние, в щедро осыпавшихся листьях тонешь и аромат их проникает в каждую клеточку...
А можно пойти "на природу" и без взрослых. Завернуть в фольгу бутерброды (масло, сыр, колбаса!), помидорчиков, развести из смородинового варенья морс, залив его в бутылку, положить пару яблок и шоколадку -- можно идти! И вместе с братом, повязав ему тщательно шарфик, чтобы не простыл, отправляешься через мост.
Мостов через речку было три: "первый" -- ближе к водопаду, второй -- недалеко от дома и третий, ведущий в воинскую часть. Самым популярным, разумеется, был второй мост. Перейдешь его, полюбовавшись на непрерывное журчание водички, и дальше можешь идти, куда глаза глядят! Поселок видно из любой точки, не заблудишься, а вокруг столько нехоженых троп!
Потом, нагулявшись, найдешь камень побольше или дерево поудобнее, и достаешь припасы. Брат мелкий, но ест -- только что за ушами не трещит, вот что значит -- аппетит на природе. Воздух так спокоен и тих, что колышется от твоего голоса, от твоего дыхания. Пронзительно голубое небо, осеннее и прозрачное, обнимает последние деньки землю, пока ему на смену не пришли войлочные снежные тучи. И вокруг столько свободы, столько будущего, что чувствуешь себя самым счастливым человеком на свете.
И в каждом осеннем дне Ростова я постоянно пытаюсь уловить хоть немножко того Севера. Иногда получается.
8. Ёлка
8. Ёлка
Все начиналось с того, что папа приносил елку и они с мамой прятали её на балконе. Конечно, это была не елка, это была сосна -- настоящая, северная сосна, с маленькими иголками, с огромным количеством веток, пахучая и лесная. Север, пограничная зона -- здесь, кроме сосен и снега, нет ничего.
Папа приносил её и это означало, что можно отсчитывать дни до того волшебного момента, когда мама скажет: "Завтра будем наряжать ёлку". "Наряжать ёлку" -- волшебные слова, приглашающие в самую лучшую на свете сказку. Происходило это обычно в двадцатых числах декабря и иногда мама не предупреждала заранее и я, заходя домой после школы в субботу, вдруг видела ласково-колючую красавицу, которую папа закреплял в специальной подставке. Потом папа уходил и начиналось действо, начиналось таинство. С антресолей доставались два сундука, полных сокровищами: старый, потёртый насколько можно чемодан, у которого постоянно заедало замки, и обыкновенный ящик для посылок, игрушки в котором заботливо были укрыты сверху белой тканью. Эта ткань всегда символизировала снег, мягкими сугробами уютно свернувшийся под деревом.
Когда чемодан и ящик оказывались на полу, то, с замиранием сердца, мы начинали разворачивать каждый из шариков, каждую из сосулек, которые все были обёрнуты старыми газетами. Делалось это (и делается до сих пор), чтобы ни одна из стеклянных игрушек не пострадали за свои длительные каникулы. Во время этого предновогоднего разоблачения мама вешала гирлянду -- я до сих пор не знаю, каким способом она это делает, но её ёлочки всегда светятся до своей самой последней иголки. А потом приходил черед главных героев вечера. Сначала на ёлку вешались большие шары. Большие, солидные, вбирающие в себя весь свет в комнате, чтобы тут же его щедро выплеснуть на ветви, играя и переливаясь. Они занимали нижний ярус. Потом приходил черед шариков средних и маленьких -- и они дополняли собой создание сказки, взбираясь все выше и выше, пока не завершались блестящей и яркой верхушкой. Шариков много и они очень разные -- цветные и серебряные, со снежными узорами и причудливых форм. Но каждый из них -- словно отдельный мир, умещающийся в ладонях. Словно частичка из сказки о Щелкунчике.
А потом приходил черед наивкуснейшего: на свет извлекались самые неожиданные украшения. Тут и матово-белый зайчик, с заботливо приклеенными моей детской рукой ушками. И снеговики, и нескончаемые шишки разных цветов, и кукурузка, и мандаринки, и сосульки тончайшего стекла. Хрупкие и нежные. Как морозные узоры на стекле.
И вот последний акт -- торжественный и кульминационный. Мама вешает бусы. Стеклянные бусы, которым неизвестно сколько лет, которые каждый год умудряются запутаться за лето, хотя лежат в отдельных газетных свёртках. Бусы изумительные в своей яркости, каких давно уже не делают. Ценные одним лишь своим видом, той атмосферой, которую они дарят. Затем несколько штрихов дождиком и мишурой... Неизменных Деда Мороза и Снегурочку -- под ёлку..
Волшебство свершилось.
Включается гирлянда, гасится свет -- и замирает сердце, и хочется плакать от переполняющего тебя восторга. От того, что в одно мгновение на твоих глазах рождается чудо.
И начинается сказка.
9. It's only a Northern song
9. It's only a Northern song
Конечно, это было хулиганство.
Представьте себе самый тихий и спальный район. Вот с той самой замечательно-звенящей тишиной (ведь зима же, а зимой тишина звенит тоненько-тоненько). А теперь представьте, что вдруг в центре этого спального района оказались Queen, играющие концерт.
Ладно, не представляйте -- сама вижу, что рядом с таким образом меркнет любой дальнейший рассказ. Но на самом деле, хулиганство моих родителей выглядело примерно так. Все дело было в колонках.
Да, наш посёлок размером и укладом жизни напоминал именно самый спальный из всех спальных районов: маленький, тихонький, в лёгком полярно-ночном оцепенении, которое периодически нарушалось музыкой, вырывающейся из колонок в нашей квартире.
Мы жили на пятом этаже в доме, стоящем на пригорке. Я очень хорошо помню, как мы партизански залегли в сугробах перед моим домом с верными рыцарями: родители делали генеральную уборку и плацдарм требовалось освободить.
-- Сейчас будет, -- многозначительно двигала я бровями, невербально сообщая о чем-то грандиозном, что нас ожидает. И верно: дверь на балкон открылась и на всю округу разнеслось...
Ta-ta-damm! Ta-ta-damm!
Buddy you're a boy make a big noise
Playin' in the street gonna be a big man some day
You got mud on yo' face
You big disgrace
Kickin' your can all over the place
И -- все вместе:
WE WILL WE WILL ROCK YOU
Buddy you're a boy make a big noise
Playin' in the street gonna be a big man some day
You got mud on yo' face
You big disgrace
Kickin' your can all over the place
И -- все вместе:
WE WILL WE WILL ROCK YOU
Говорят, у соседей дрожала посуда. Да что там дрожала -- мелкой рысью добиралась до края полки, пока буйство музыки не смолкало. Но они почти не жаловались. А мне было лет 6, и я уже тогда прониклась тщеславным чувством превосходства: вокруг слушают Комбинацию, а я... а мы...
Моим родителям тогда не было ещё и тридцати. Сейчас люди в этом возрасте играют в x-box и подумывают, не пора ли в загс. А у моих родителей было уже двое детей и много музыки.
Ну, как -- много. Для заполярного городка и финансов того времени, для времени когда диски ещё не сменили кассеты, а кассеты уживались с пластинками и бобинами, для времени, когда ещё не было торрентов! -- музыки было много.
Сложно слушать "Иванушек" в седьмом классе, когда маман вынашивает тебя под "Наутилус"; когда с детства ты засыпаешь, подглядывая, как родители танцуют под Queen; когда ты учишься считать по лампочкам, пришитым к костюму какого-то дядьки, пока пластинка крутится в проигрывателе; когда тебе снится устало-тревожное черно-белое лицо Высоцкого с полного собрания пластинок; когда ты не можешь выбрать, какой альбом Машины Времени красивее; когда ты собираешься замуж за всех четверых ливерпульцев; когда английскому тебя в школе учит соседский парень, поющий под гитару про какую-то "Энджи"; когда Гр.Об. и Doors превращаются из фиолетовых букв на зеленой стене подъезда в вереницу звуков; когда с горки ты летишь на санках, оповещая округу, что над водой стоит дым; когда с верными рыцарями вы устраиваете рок-концерт и тебе поручают ответственно трясти хайером, как единственной девчонке; когда ты упиваешься фильмами "Кабаре" (родителей нет дома? почему бы не посмотреть видак? что, мультики? надоело...) и "В джазе только девушки"; когда родители уже надоели смотреть какой-то фильм про людей в белом, где все поют -- но через некоторое время уже и сама пытаешься напевать: what the buzz, tell me what's a happening?
Да мало ли что было за 12 лет!
Конечно, я и скакала ещё под те же "Два кусочека колбаски", выбивая пыль из дивана. И знала наизусть пяток песен Пугачевой. И закатывала глаза лет до 13, когда маман смотрела очередной теле-спектакль или (боги!) "Дживса и Вустера". Но и это меня настигло.
А ещё за эти двенадцать лет соседских мучений я приучилась чувствовать музыку. Конечно, хорошая музыка хороша и тихой волной перед глазами. Но именно потому я люблю органную музыку, именно потому я готова сидеть в театре, закрыв глаза (оркестр же!) -- когда музыка проходит сквозь кончики пальцев, омывая тебя с ног до головы... Вот настоящее растворение в ней. Точно так же, как я делала в детстве: включая Wind of change на всю громкость и раскидывая руки в стороны, лежа на полу. Полетели...
А почему это именно Northern song? Потому что в моём сознании Север и эта музыка -- вся эта музыка, в эклектичной совокупности от Высоцкого до Битлз, от Армстронга до Дорз, от Пинк Флойд до Веббера -- неразрывно связаны. Потому что у меня северный снобизм -- Север безбрежно чист и откровенен, чтобы любить там пошлое.